Ковид, больницы, похороны: истории погибших кузбассовцев с Covid-19

Смерти пациентов с коронавирусной инфекцией обходили стороной столицу Кузбасса. Но до поры до времени… Только за последний месяц официально скончались уже три кемеровчанина. Первой стала женщина 1941 года рождения, в сводках информация об умершей появилась 14 июля. В сводках от 22 июля появились данные об умершей пациентке 1951 года рождения. А затем, 31 июля, сообщили о скончавшемся мужчине также 1951 года рождения.

Кемеровчанка 1957 года рождения Любовь Д. умерла 12 июля. В сводках в графе «погибшие» она, похоже, так и не появилась.  Или это ошибка оперштаба, и 1957 год перепутали с 1951? 

Мы поговорили с дочерью погибшей кемеровчанки и удивились многому.

Светлана:

– Мама с декабря лежала в больницах, у неё была хроническая астма и другие сопутствующие заболевания, и последний год она много времени проводила в разных поликлиниках, и амбулаторно лечилась, и в стационаре. В мае в 3-й городской больнице у неё первый раз взяли анализы на коронавирус, результат оказался отрицательным. После двух недель наблюдения в больнице она стала чувствовать себя лучше, поэтому в июне её выписали, и она отправилась на дачу. Иммунитет у неё был сильно ослаблен, поэтому она даже нас, детей и внуков, к себе не подпускала, боялась, что заразу ей какую-нибудь принесём. Спустя две недели она снова стала задыхаться, поэтому пришлось вызвать «скорую», ждала её часов 7. Прибывшая «скорая помощь» увезла её в Кировский роддом, который сейчас перепрофилирован под приём возможных заражённых.

На деле: больница в Кировском районе принимает всех в среднем и тяжёлом состоянии с подозрением на коронавирусную инфекцию. Уже в больнице они ожидают результаты тестов: с положительным результатом больных отправляют в инфекционную больницу Кемерова, с отрицательным – с первого этажа переводят на второй для прохождения курса лечения.

– В коридоре приёмного отделения в ожидании своей очереди мама провела ещё часов 5. А потом ещё неделю на первом этаже, пока ждала анализы. Но за это время, целую неделю (!), к ней не подошёл ни один врач. По телефону она рассказывала, как с ней в одной палате находятся «лежачие» женщины, и молодые, и пожилые. А сюр в том, что эти женщины просто лежали сутками, одни, без ухода, медсестры самостоятельно даже не заглядывали на проверку. Мама рассказывала, как им приходилось часами вызывать санитаров или хоть кого-нибудь, чтобы они поменяли пелёнки больным. Но медперсонал сложно было вообще встретить на первом этаже. Говорила, что пациенты эту первую неделю предоставлены сами себе. И все они контактируют, без масок и перчаток, ходят по коридорам по своему желанию, несмотря на то, что неизвестно, кто из них заражённый, а кто – нет. Первый мамин тест показал отрицательный результат, её перевели на второй этаж, и там она впервые в этой больнице поговорила с лечащим врачом.

Спустя ещё неделю Любови сообщили, что у неё всё-таки ковид и её перевозят в инфекционную больницу. Результаты анализов врачи отказались показывать и пациентке, и родственникам. Сказали прямым текстом следующее: «обращайтесь в Роспотребнадзор, мы не имеем права показывать такие документы». Старший сын погибшей позвонил в управление ведомства, и там ему также сообщили, что «такие» документы чуть ли не засекречены. Единственное, чем смогли помочь мужчине – разрешили посмотреть, есть ли мама в списках. В списках заражённых она была.

– Всю неделю, которую мама провела в инфекционке, она чувствовала себя стабильно, как и обычно, она всю жизнь периодически страдала от приступов астмы. А так ничего не предвещало беды. Мы с братьями думали, что её просто в очередной раз подлечат. Мама всегда была на связи с внуками и с нами, звонила по видеосвязи. И вдруг среднему брату в 8 утра 12 июля позвонили и сообщили, что наша мама умерла в реанимации в 5 утра. На тот момент последний раз мы её видели больше месяца назад. В 3 часа дня тела в морге ещё не было. Мы опять позвонили в больницу. Оказалось, что тело мамы всё ещё в реанимации, и его до сих пор не направили в морг. Нам несколько дней не выдавали ни тело, ни документы, ни даже справку о смерти. Почему так и с чем связаны проволочки, нам никто не объяснял. Похоронным агентам её передали только через 3 или 4 дня. Мы не были ни в морге, ни в больнице – запрещено. Тело отдали агенту. (Непонятно, каким особым иммунитетом обладает агент, которому передать тело можно, а, например, кому-нибудь из близких родственников нельзя. – прим. ред.). Как нам сказали, маму положили в целлофановый пакет. Изначально не разрешали даже её вещи в гроб положить, но агент сказал, что договорился. Нам не разрешили не только попрощаться, а даже посмотреть на маму в последний раз – гроб нельзя было приоткрыть. Мы просто подходили к нему, это и была единственная связь с ней. Так что я не знаю, кого мы хоронили: мы закопали закрытый гроб. С нами никто не связывался, не проверял, как прошло погребение.

Ранее мы уже рассказывали, как происходят похороны инфицированных. Правда, тогда сами агенты не особо желали делиться с нами какой-либо информацией, а особенно расценками. Светлана же рассказала нам, что каждый сотрудник похоронного бюро, который выполняет свою работу, на прощаниях с умершим должен быть в специальном защитном костюме. Костюмами обеспечить команду должны родственники погибшего. Стоимость одного защитного костюма – 1 500 рублей.

Сотрудников обычно присутствует около 5, а костюм – одноразовый. Узнав об этом, Светлана решила узнать в социальных сетях у губернатора региона о дополнительных выплатах для родственников погибших с коронавирусной инфекцией. Ей ответили, что дополнительные выплаты в таких случаях не предусматриваются. Всё, как и всем, независимо от причины смерти.

Денег на спецкостюмы похоронной команде у семьи не было, благо, похороны проходили не в Кемерове, а в родной деревне покойной, и сотрудники бюро согласились работать без защиты.

В документе о смерти, который родственники хоть и с опозданием, но получили, значится: под первым пунктом – левожелудочковая недостаточность и бактериальная пневмония, под вторым – COVID-19.

Ещё одна печальная история, цена которой – смерть. Только история произошла в Новокузнецке.

Иван (имена изменены по просьбе героя) сам обратился в нашу редакцию с просьбой осветить свою историю после статей о проблемах в «коронавирусной» медицине в Новокузнецке. Когда мы начали общение, отец Ивана был жив, хоть и находился в больнице. Родственники били во все колокола, пытаясь спасти родного человека. Но увы… Виктор скончался в больнице во время подготовки данного материала. Два теста на COVID-19 показали отрицательный результат, но лечили его в ковидном госпитале Новокузнецка…

Умер мужчина в 1-й городской больнице, куда попал после двух других медицинских учреждений, 29-й городской и 2-го ковидного госпиталя (7-я детская больница). Родственники считают, что «убила» его 29-я больница, и готовятся к судебным разбирательствам.

– У меня был здоровый отец, ему было-то всего 59 лет. В поликлинику он обратился с температурой. 22 июня ему сделали рентген и взяли анализы на COVID-19. Врачи тогда не усмотрели ничего страшного и отправили его на самолечение до 26 числа того же месяца. Через пару дней папе стало хуже, и он самостоятельно обратился в платную клинику, где за деньги сделал КТ (компьютерная томография – прим. ред.). Результат показал диагноз «вирусная пневмония». После этого его положили в 29-ю больницу в пульмонологическое отделение, с отрицательным ковидным тестом от 26 июня. При поступлении в больницу взяли ещё раз тест, и до перевода в 7-ю результата теста так и не было.

Во время пандемии в нековидных больницах врачи, так же как и в ковидных, работают посменно: по две недели, затем на 14 дней уходят в карантин. Когда в отделение попал отец Ивана, его лечащим врачом стал нейрохирург. Родственники нашли в интернете немало хороших отзывов о профессионализме этого узкого специалиста. Но оказывать срочную помощь нужно было пациенту с двухсторонней пневмонией. И дело даже не в том, что профиль лечащего врача был далёк от пульмонологии. Главной проблемой стало другое: родные считают, что лечить Виктора оказалось нечем. Противовирусные препараты, антикоагулянты и пробиотики отсутствовали в отделении, больные и врачи ждали их уже несколько недель. А на этаже, где наблюдаются пациенты в тяжёлом состоянии, отсутствовали пост медсестры и врачебная ординаторская, следовательно, обращаться за помощью во время болезненных приступов больному приходилось самостоятельно, спускаясь по лестнице на этаж ниже. Без должного лечения, 4 июля Виктору стало хуже, поражение лёгких показало более 70%, дышать самостоятельно он уже не мог.

– Как раз в эти дни вышла другая бригада врачей, в которой уже был врач пульмонолог. Они приняли сложное решение: в 29-й больнице отсутствовали аппараты искусственного дыхания, а результат второго ковидного теста так и не приходил. Тогда его лечащему врачу пришлось направить его без анализов в реанимацию 2-го ковидного госпиталя, чтобы он смог дышать.

Таким образом, нековидный человек попал в эпицентр смертельного вируса. И здесь невольно задаешься вопросом: неужели аппаратов ИВЛ настолько мало, что их просто нет в обычных больницах? И если кому-нибудь из нас, не дай Бог, понадобится вентиляция лёгких, – прямой путь в ковидную больницу?

А Виктора после курса лечения в ковидном госпитале сильнейшими антибиотиками из реанимации перевели в терапевтическое отделение этой же больницы. Лежал он там в одной палате с человеком, который уже месяц не мог дождаться результатов теста для выписки, несмотря на то, что лечение прошёл. Виктора уже тоже планировали на выписку, но после убойной дозы антибиотиков начали отказывать внутренние органы... И опять в тяжёлом состоянии его перевели уже в 1-ю городскую больницу в гастроэнтерологическое отделение с целым списком диагнозов: лёгочный фиброз, полиорганная недостаточность, повреждения кишечной стенки. Врачи 1-й городской приложили немало усилий, но положительных прогнозов уже не давали, Виктору становилось всё хуже.

– Мы обращались к мэру Новокузнецка, Сергею Кузнецову по поводу 29-й больницы. Он направил запрос в больницу, а врачи мэру объяснили состояние моего отца тем, что якобы мы, родственники, мешаем лечению и учим врачей работать. На этом всё разбирательство со стороны мэра было закончено, очередная отписка. Тогда мы обратились в Роспотребнадзор и Минздрав. Первые сказали, что подобные вопросы не входят в их компетенцию, а вторые отправили запрос не в 29-ю, а в 1-ю горбольницу, где отец уже умирал. Во время его лечения и в 29-й, и в 2-м ковидном, мы прилагали массу усилий, чтобы иметь информацию о состоянии отца и о том, как и чем его лечат. Мы имели возможность и были готовы приобрести любые необходимые лекарства. Но нам говорили, что всё есть в наличии и помощи не надо. Результаты анализов для консультаций с другими специалистами нам выдавать отказывались. Только в последней больнице врачи не делали секрета из процесса лечения. Но были, видимо, уже бессильны…

Итог: ещё вчера здоровый, полный сил мужчина скончался. А его родственники считают, что халатность медицинского персонала и врачебные ошибки стали причиной его гибели.

Мы приносим свои соболезнования героям нашего материала. А для себя пытаемся ответить на вопрос: это всё пандемия и высокие нагрузки на врачей? И могут ли они оправдать необъяснимую скрытность, отсутствие внимания, неразбериху в диагностике, путаницу в жизненно важных документах и смерти? Что происходит? Или так было всегда?