Учат в школе, учат в школе, учат…

Как бы иначе, не обладая хотя бы скудными познаниями в инглише, мы бы выяснили у улыбчивого турка, сколько стоят деревянные бусики или магнит на холодильник? Как бы мы объяснили навязчивому арабу, что нам не нужен массаж и маленький черный раб? Вот именно. И как бы наши родители не хватались за голову от ежегодных смен учителей иностранного языка, признайтесь, в школе его преподавали на совесть. Русским туристам хватает, короче.

В тему расскажу историю про моего папу, у которого усиленная практика английского последний раз случилась в ученические годы. Как-то на шумном турецком базарчике моя мама сломала каблук на дорогущих босоножках, и папа, усадив ее на какую-то тумбочку, ринулся на поиски сапожника. Выяснив, что найти его не так уж просто, мой родитель в отчаянии завопил в лицо какому-то пареньку, размахивая маминым башмаком: «Зер? Зер шуз реконструкшен?!». А вы говорите, английский в школе слабоват.

О том, что такое «коллективное безобразие», мы узнали лишь в школе. В детском саду воспитатели не устраивают массовых «разборов полетов», а у родителей, как известно, нас мало. Поэтому опыт выслушивания претензий к отсутствующему однокласснику у нас есть, умение потупить глаза и не признаться, кто именно курил в туалете – есть, да и безобразничать по-крупному с той поры тоже умеют многие.

То самое «чувство локтя» мы с вами вынесли именно из школьных стен. Сколько раз вы выручали двоечника Иванова, великодушно разрешая ему «перекатать» ваше сочинение? А сколько раз выручал вас потом Иванов, занимая вам очередь в столовую или десять рублей?  Дать товарищу учебник по алгебре, и самому на пару с соседом сталкиваться лбами, пытаясь вычитать что-то полезное из своего экземпляра? Договориться с лучшим другом, что он решает вам химию, а вы ему пишете русский? То-то же.

Просиживая штаны и юбки на школьной скамье, помимо прочего мы все развили прекрасный глазомер. Вариантов тренировки было великое множество – рассчитать точность, с которой нужно выплюнуть жеваную бумагу в сторону одноклассника, под каким углом расположить тетрадь, чтобы твой друг с таким же вариантом контрольной смог легко попользоваться твоими знаниями, и так далее, и так далее.

Школьная наука о том, какими на самом деле бывают девочки, пригодилась и мальчикам, и самим девочкам. Первым достались разбитые первой любовью сердца, тяжеленные портфели, душевный трепет во время выпускного вальса и прочие прелести познания противоположного пола. Самим девочкам же достался опыт первой женской дружбы и женского коварства, соответственно.

Уже в первом классе всех нас разделили по буквам, заставив чувствовать единение со своим классом. Честно говоря, у кого-то это единение не рушится и спустя много лет.

Именно в школьные годы каждый по-настоящему понял, что есть «жесть». У кого-то это были проблемы с успеваемостью, у кого-то – с поведением, у кого-то жесть проявлялась в отношениях со сверстниками. Может, мы и жестью-то это не называли, но первое ощущение надвигающейся и неизбежной реальности мы осознали именно в том возрасте.

По-крупному и по-настоящему все мы начали завидовать в школе. Шикарным Ленкиным локонам до попы, точному Васькиному удару по воротам на физ-ре, тому, что Серега уже целовался, а ты нет, да и мало ли чему. Для многих зависть впоследствии стала двигателем.

Как только родители перестали одевать нас в школу, мы всячески стремились привнести в свой образ индивидуальности. Тогда от нашего внешнего вида в ужас приходили учителя, сейчас – мы сами, разглядывая старые фотографии. Но как это было упоительно!

На школьных соревнованиях – с параллельными классами, на контрольных и изложениях – с одноклассниками, с Маринкой и Ольгой – за хулигана Иванова. Конкуренция, кстати, могла трансформироваться. Например, безбожно враждующие «ашки» и «бешки» прекрасно смыкали свои ряды, стоило на горизонте показаться ученикам другой школы. И это ничуть не мешало разомкнуть их сразу же после.

Тут даже говорить не о чем, достаточно вспомнить. Или не вспоминать!

Стоя у школьной доски в потугах извлечь из закоулков памяти нужную формулу. Стоя на школьной сцене с микрофоном, готовясь говорить. Стоя у медпункта, ожидая манту. Укрывая плечи вчерашней одноклассницы пиджаком, ежась на рассвете выпускного дня. Поводов было достаточно.

А точнее, его ценность и последствия. В детстве мы мало задумывались о том, что ведем, в общем-то, праздный образ жизни. А вот первые заданные домашние задания открыли нам глаза на этот суровый мир. И на прелесть ничегонеделания. И на его последствия.

Половину самых жутких и стыдных поступков своей жизни мы совершили, будучи школьниками. Воспоминания об этом можно поделить на две половины. Первая о том, что все тайное становится явным. Вторая о том, что так страшно за содеянное нам не было никогда в жизни.

Хотите, признавайтесь, хотите – нет, но первый раз это произошло с нами тогда.

Еще в детском саду нам было привычно и абсолютно простительно рыдать в голос при любом удобном случае. В школе такая слабость уже не прощалась. Поэтому все наши первые попытки скрыть страх, разочарование, боль и обиду начались в школе. И рыдания в туалетной кабинке тоже.

А попросту – заседания в актовом зале и вообще одни из лучших моментов школьной жизни. Приятно, что прикрываясь репетицией какого-нибудь концерта, вполне можно было не ходить на уроки, и никто на тебя косо не смотрел.

Те самые ужасные школьные дискотеки, которые мы ждали по полгода. Именно в полутемном актовом зале и должны были свершиться наши ожидания, касающиеся противоположного пола. И ещё было модно быть «диджеем».

Школьные уроки труда дали нам понятие о том, что иногда людям приходится заниматься всякой фигней. Соответственно, тренировалась выдержка.  И знаете, иногда это помогает.

Начиная со средней школы, фамилия становилась предметом гордости или, напротив, стыда. Как бы глупо это сейчас ни звучало, но идиотские прозвища, образованные от фамилии, доводили нас до слез, а новый учитель, коверкающий ее – до истеричного смеха всего класса. А стоит только вспомнить реакцию одноклассников, если чья-то фамилия неожиданно встретилась в литературном произведении.

Кажется, что большинству старшеклассников эта наука мешала добиваться той цели, о которой мы говорим ниже. Именно с помощью химии, я, например, осознала, что есть в жизни такие вещи, которые понять невозможно. И с этим нужно смириться.

С первого класса родители твердо ставили перед нами цель – учиться только на пятерки. Успешность реализации имела плавающий характер, но достижение ее приносило нам неплохие бонусы.

У половины моих знакомых это понятие сформировалось в школьные годы. У другой половины не выявлено до сих пор.

В зависимости от сложности предмета, мы учились бисерным почерком переписывать «Войну и мир» на внутреннюю поверхность бедра, вклеивать шпаргалки-гармошки в карманы пиджаков и за подолы юбок, подкладывать в колготки целые свитки с необходимой информацией, а также записывать формулы на линейках, ластиках и прочей подручной канцелярии. Очень пригодилось в студенчестве.

Примерно в это время у нас начали появляться наши собственные, принадлежащие только нам вещи. И мы учились ими делиться. А иногда наша щедрость переходила все границы, и мы делились чем-то, принадлежащим нашим родителям. За это поплатился каждый.

Мы научились строчить первоклассные шпаргалки, налаживать отношения с учителями, выучивать полугодовой курс биологии за одну ночь и прятать толковый словарь в рукаве. А сдав экзамен, мы испытывали ни с чем несравнимое, затопляющее с ног до головы счастье.

Именно в школе, а если быть точнее, в старших классах многие поняли две вещи. Во-первых, кто смешнее шутит, тот и звезда. Во-вторых, когда над тобой смеются – это неприятно. И очень мало кто был способен тогда посмеяться над собой.

О том, что «якать» некрасиво, нам сообщали все учителя без исключения. Кто-то пропустил это мимо ушей, а кто-то теперь страдает от заниженной самооценки.

Автор: Ксения Климкина