Дети войны: у них не было детства, а сейчас и внимания государства

Тамара Михайловна Галанина из поселка Малиновка – дочь военного коменданта Берлина. Она хранит 75-летнее семейное фото, где вместе с родителями и младшей сестрой стоит на центральной площади столицы Германии на фоне национального памятника кайзеру Вильгельму в 1945 году. Исключительный исторический кадр: советские офицеры вместе со своими семьями прибыли восстанавливать полуразрушенные немецкие города. Но до этого парадного снимка было пять лет войны.

Она пришла в жизнь Тамары Михайловны, когда та только собиралась пойти в первый класс новокузнецкой школы.

– Мы жили недалеко от трамвайной остановки, – рассказала Тамара Михайловна. – Помню, 22 июня 1941 года был жаркий летний день. Горожане массово ехали на левый берег по старому мосту. В трамваях места не хватало, народ лез прямо на крышу. Томь тогда была многоводная, в ней особо не купались. А на Кондоме – тихо, песочек, все ехали туда. Как вдруг около четырех часов дня трамваи ходить перестали. И люди возвращались обратно пешком, растянувшись вереницей по дороге. Дома многих из них уже ждали повестки. Началась война.

Через две недели на всех улицах Новокузнецка прошли собрания уличных комитетов.

– На этих собраниях решалось, какие улицы будут выгружать эвакуированное оборудование, какие – принимать раненых, – рассказала Тамара Михайловна. – Пединститут, 25-ю школу и Дворец металлургов быстро обустроили под госпитали.

Первого сентября Тамара Галанина пошла в первый класс. Школьников встретили песней «Вставай, страна огромная!» и дали по куску хлеба.

– Учились мы в три смены, в классе было по 40 человек, – вспоминает Тамара Михайловна. – В четвертую смену в нашей школе занимались студенты пединститута, отданного под эвакогоспиталь. Было много эвакуированных, классы были переполнены. А после школы – сразу домой, там – дел невпроворот. Мать – на работе, на алюминиевом заводе, отец – с 1935-го года по войнам: отслужил на Дальнем Востоке, участвовал в Финской войне, а потом началась Великая отечественная.

Хозяйство было на детях. Тамара и с младшей сестрой управлялась, и картошку в колхозе копала, и уголь с дровами таскала.

– Привезут, бывало, 300 килограмм угля, его ж натаскать надо, – вспоминает наша собеседница. – Дров наносить. Мы и дома всё делали, и в колхоз нас отправляли, брюкву там дергали. Эвакуированных наши бабушки-дедушки паренкой кормили (пареные в духовке, нарезанные кусочками овощи – прим. ред.). А вообще, знаете, несмотря на все трудности, у меня остались очень светлые воспоминания о том времени. Красноармейским семьям помогали. Уголь в доме был всегда, да жаркий такой, горел отменно. Я однажды чуть хату не спалила. К 8 марта из горвоенкомата детям всегда приносили по маленькой шоколадке. У матери на заводе американскую благотворительную помощь распределяли: платьишки нам давали, обувь на толстой подошве. Мы отмечали праздники – Новый год, Великий октябрь. Внимание к нам, семьям и детям воевавших, было большое – хлеба кусок, но обязательно давали. Новокузнецк не голодал, это был город оборонного значения.

Из ярких воспоминаний о военном детстве у Тамары Михайловны сохранились в памяти походы в кинотеатр. Ребятишек в 10 часов утра пропускали почти бесплатно и показывали киносборники про войну.

– Мы бегали туда босиком, – вспоминает Тамара Михайловна. – Смотрели фильмы, думали, вдруг отцов своих там увидим. Орали «Урааа!», когда наши немцев били. А ещё, помню, в кинотеатре стоял рояль. Вечерами местные артисты устраивали там концерты. Он и сейчас там стоит, сохранился.

А после окончания войны отца Тамары Михайловны направили работать в комендатуру Берлина, в районе Трептов. В сентябре он забрал туда всю семью. Как раз в это время и был сделан тот исторический снимок, которым так гордится Тамара Михайловна. Им и фотографией центральной комендатуры с портретами Ленина и Сталина.

– Мы жили прямо в центральной комендатуре в 500 метрах от Рейхстага, – рассказала Тамара Михайловна. – Напротив того места, где подписывали акт о капитуляции, находилась наша школа. Я хорошо помню послевоенный Берлин. Он был полуразрушенный, немцы активно его расчищали. Но уже ходили трамваи, электрички, работали некоторые заводы. Население потихоньку возвращалось в уцелевшие дома. С нами в первые же дни была проведена масштабная политработа. Нам объяснили, что мы не победители, а освободители. Было строго-настрого запрещено называть немцев фашистами или как-то оскорблять. Мы должны были их всячески поддерживать, помогать восстанавливать заводы, следить за чистотой города. Помнится, у нас в комендатуре служил старший лейтенант Аксёнов. Его собака возьми да и выскочи на улицу. Мимо шёл немец, она с него носки сдернула и убежала. Он пришёл в комендатуру и пожаловался. Так вот лейтенанта обязали купить новые носки и возместить утрату немцу. Всё было очень строго. А ещё помню такой забавный случай (смеётся). В ноябре 1945-го прошёл какой-то банкет. И наши бабы, приехавшие вместе с мужьями-военными, пришли на него в кружевных ночнушках! Мы ж ситцевых ночнушек в войну отродясь не видали. Припарадились, как могли. Сразу после этого каждый четверг для нас начали проводить занятия по культпросвещению, обучали в лаптях не ходить. Следили, чтобы мы были чистые и опрятные, не позорили Россию.

Несмотря на солидный возраст (86 лет), Тамара Михайловна – женщина бойкая и занятая, работает в музее шахты Алардинская, до сих пор неугомонна и неравнодушна: и за музей переживает, и за ветеранов хлопочет, и за справедливость побороться может. А как же! Она ведь тоже из того поколения – поколения дважды победителей.

Скулыбердин Валентин Афанасьевич из Киселёвска родился в 1936 году. Война его застала пятилетним ребёнком в деревне Иткара Яшкинского района. Но события того времени Валентин Афанасьевич помнит хорошо.

– Помню, как всех это тревожило, все плакали, – рассказал Валентин Афанасьевич. – А мы, дети малые, смотрим на это и понять ничего не можем. Отец, уходя на фронт, посадил нас с младшим братом на колени. Он и раньше нас так же брал. Просто в этот раз смотрел как-то пристальнее и дольше. И мы, обычно юркие и шебутные, в тот раз как-то попритихли на коленях у отца. Воевал он недолго, вернулся через полтора года с простреленной рукой. Но живой! Руку долго залечить не могли. Бинтов в достатке тогда не было. И мы их стирали, не выбрасывали, да в печке нагревали.

Помнит Валентин Афанасьевич, как похоронки в деревню приходили, и бабы собирались из солидарности вместе поплакать и погоревать о погибших. В деревне все знали друг друга, в горе старались поддержать.

– Народу непросто приходилось, – вспоминает Валентин Афанасьевич. – А мы мелкие совсем были. Помогали, чем могли. Лепили пельмени, копали картошку, грибы собирали. Нас заставляли табак рубить для курева, хлеб продавать – выживать деревне как-то надо было, а без денег разве проживешь? Помню, как стряпали картофельный хлеб. Читал как-то в газете про медицинский оздоровительный хлеб с небольшим добавлением овощей. А у нас тогда небольшое добавление муки получалось, остальное сплошь овощи да трава. Семья большая была – с бабушками да дедушками семь человек. Вот и прокорми. Отец сделал огромный агрегат типа большой мясорубки с тёркой. Туда ведро картошки засыпали, брюквы, свеклы. Меня и младшего брата на доску поставят, чтобы давить и перекручивать легче было. И вот это месиво вниз падает. Стряпали раз в неделю. Получался чёрный с блеском и овсяными колючками хлеб. Нам, ребятне, и он вкусным казался. Жалко, сейчас такого не делают.

Про победу в Иткаре узнали не сразу, а на второй день. Радио было только у председателя колхоза. Пока-а-а информация дошла. А как дошла, мужики и бабы загудели, набились полными домами, кто-то радовался, а кто-то горевал, понимая, что война прошла, а родные не вернутся.

Спустя годы Валентин Афанасьевич устроился на машиностроительный завод. Там ему довелось поработать бок о бок с фронтовиками.

– Но это сейчас они для нас уникальны, а тогда незаметные были – каждый второй воевал, – признался Валентин Афанасьевич. – А потом их ряды начали редеть, и мы тех, кто сейчас жив, на руках носить готовы. Вот пришли они тогда с войны, о труде наскучались, о семьях. Все работали отменно. А как нальёшь им по 100 грамм, они давай войну вспоминать. Сядут, обнимутся по трое и плачут… мужики взрослые. И отец тоже плакал, когда о войне рассказывал. О том, как мать наши маленькие ручонки на бумаге обведет, в треугольник – и ему на фронт отсылает, душу растравливает. А он лежит в окопе с этими ручонками и думает о том, что детей сиротами оставит. У него самого отец, мой дед, в 1913-м году ушёл и их четверых оставил.

Валентин Афанасьевич по архивам собрал информацию о тех, кто ушёл на фронт с Иткары. 52 человека получилось. Вернулись 18.

– Правда, по моим данным, два человека неучтёнными оказались, – рассуждает ветеран. – Точно знаю, что к тетке Изотовой приходили бабы плакать, когда та похоронку получила, а мужика в списках нет. Может, из другого места призывался. И ещё один солдат вернулся с ранами, его охотники хоронили на кладбище, стреляли. А в архивных данных его имени тоже не оказалось. Может, с другого места умирать приехал. А, может, жена больного не приняла.

А недавно Валентин Афанасьевич написал книгу «Времена не выбирают», и о деревне, и о войне, и о фронтовиках, только из-за коронавируса её публикация отложилась.

А 81-летняя Тамара Викторовна Данилова из Берёзовского начала войны не помнит совсем. Ей тогда всего два годика от роду было. Но последующие военные и послевоенные годы в её памяти поселились крепко.

– Я до сих пор толком не знаю, кем работал мой отец в Мариинске. Спрашивала много раз, но отвечают, что информация секретна, – рассказала Тамара Викторовна. – Знаю, что родители поженились в 1931 году в Мариинске. По долгу службы отец часто находился в длительных командировках: в Литве, Грузии. Потом его отправили в Дудинку. Он взял маму с собой, а старшую дочь оставили у бабушки в Чебулах. В Дудинке родилась я. Меня так и называли – «командировочная». Перед самой войной отца опять отозвали в Мариинск. И вскоре забрали на войну. А 3 марта 1942 года маме принесли похоронку на её мужа, лейтенанта Данилова Виктора Федоровича, с прочерком в графе «место захоронения». Через девять дней, 12 марта, мне исполнилось три годика, сестре было девять. До сих пор храню последнее письмо отца с фронта из-под Старой Руссы. Позже я нашла его там в братской могиле. Есть и папино довоенное фото. Я не помню отцовской ласки, но он всё равно всегда был с нами. С безмолвной фотографии он смотрит на нас, как напутствует взглядом, учит нас жить. Я точно знаю, что мама его очень любила и ждала всю жизнь. Научилась играть на его баяне. Возьмёт, бывало, его в руки, играет и плачет…

А ещё с отцовским баяном в семье Даниловых была связана семейная тайна.

Рассказывала Тамаре мама, как однажды, ещё до войны, к ним домой зашли две цыганочки. И отец начал разговаривать с ними на цыганском, как на родном.

– Мама тогда расстроилась, говорит: «Ты цыган?!!.. А мне наказывали обходить их стороной, – рассказала Тамара Викторовна. – Проводив гостей, папа встал на колени, заплакал и рассказал маме семейную тайну. Оказывается, в раннем детстве он из Канского детского дома попал в цыганский табор. Кочевал вместе с цыганами. Многому научила его цыганская жизнь, много секретов перенял. Когда табор остановился на время в Мариинске, отец решил с кочевой жизнью попрощаться и осесть. Тем более, что встретил в Мариинске свою судьбу, свою Марусю – мою маму. На память ромалы и подарили ему этот баян. Вот так и признался отец маме в своем цыганском происхождении. Просил не вспоминать и не расспрашивать о кочевой жизни, но был всегда благодарен табору за науку, и на войне, думаю, воевал и за них тоже. Ведь сколько цыган в войну погибло! Их Гитлер фанатично уничтожал, так же, как и евреев. Я тоже вспоминаю добрым словом тех цыган, которые не бросили моего папу, дали ему дорогу в жизнь. Их, конечно, уже никого нет. Но я всегда помню, что они, хоть и не кровные, но родные, дорогие мне люди.

Нескрываемая обида гложет Тамару Викторовну за судьбы многих детей войны и забытых героев.

– Государственная несправедливость допустила разное отношение к оставшимся в живых ветеранам (честь им и слава, низкий поклон) и погибшим героям войны. Им и их детям единственная награда и единственная щедрая память от государства – минута молчания. Минута в День Победы – как компенсация детям и семьям погибших отцов. А ведь нам, детям войны, сегодня самим далеко за 70, и нам необходимы от государства внимание, забота и поддержка.

Во многих странах, победивших фашизм и прошедших через вторую мировую войну, эта поддержка есть – приняты законы «О детях войны», утверждающие официальный статус и официальную помощь тем, чьё детство отняла война. В России такой закон на государственном уровне депутаты всё никак не примут. Не видит государство своих «детей войны» в упор. Некоторые регионы, например, Красноярск, Волгоград, Белгород (всего порядка 30 российских территорий) оказались немного более зрячими и признали статус «детей войны» региональными законами. Но Кузбасса среди них, увы, пока нет…